"Через два часа придёт Новый год. Что принесёт мне он?
Я спал сейчас, и мне приснилось:
Киев, знакомые и милые лица, приснилось, что играют на пианино...
Придёт ли старое время?
Настоящее таково, что я стараюсь жить, не замечая его...
не видеть, не слышать!
Недавно, в поездке в Москву и Саратов,
мне пришлось всё видеть воочию и больше я не хотел бы видеть.
Я видел, как серые толпы с гиканьем и гнусной руганью бьют стёкла в поездах,
видел, как бьют людей.
Видел разрушенные и обгоревшие дома в Москве... тупые и зверские лица...
Видел толпы, которые осаждали подъезды захваченных, запертых банков,
голодные хвосты у лавок, затравленных и жалких офицеров,
видел газетные листки, где пишут, в сущности, об одном:
о крови, которая льется и на юге, и на западе, и на востоке, и о тюрьмах.
Все воочию видел и понял окончательно, что произошло.

Идёт Новый год.

Целую тебя крепко.

Твой брат Михаил."

Отрывок из письма Михаила Булгакова сестре Наде, 31 декабря 1917 года.



Сочинение ненаписанное в школе

Меня всегда интересовал вопрос, почему Михаил Афанасьевич Булгаков выжил при «сталинском режиме»? Почему Иосиф Виссарионович «позволил» ему жить и творить в Советском Союзе? Да, порой Булгакова не публиковали, его пьесы запрещали ставить на театральных подмостках, но он жил и творил на свободе, пусть даже «в стол». Подобные ему авторы были вынуждены либо эмигрировать, либо их отправили на «перековку» в лагеря. Булгаков стоит особняком среди большинства литераторов, ведь в рабоче-крестьянском СССР с его непролетарским происхождением, с его «тёмными пятнами» в биографии ему всё сходит с рук.

В феврале 1919 года Булгаков был мобилизован в армию Украинской народной республики, как военврач. Спустя всего лишь несколько дней он успешно дезертирует из неё. Летом 19-го года его вновь «мобилизуют» на этот раз в Красную Армию. Но и в ней он служит всего несколько месяцев. В октябре 1919 года он переходит на сторону Вооруженных сил Юга России (существует версия, что попадает в плен). Однако факт остается фактом: Булгаков становится военным врачом 3-го Терского казачьего полка. Михаил Афанасьевич «воюет» против Красной Армии, что само по себе есть прекрасный повод впоследствии «поставить его к стенке». В конце 1919 года оставляет медицинскую практику и начинает заниматься журналистикой. Какой журналист «получился» в СССР из Булгакова можно судить по отрывку его допроса в ОГПУ от 22 сентября 1926 года:

"На крестьянские темы я писать не могу потому, что деревню не люблю. Она мне представляется гораздо более кулацкой, нежели это принято думать. Из рабочего быта мне писать трудно. Я быт рабочих представляю себе хотя и гораздо лучше, нежели крестьянский, но всё-таки знаю его не очень хорошо. Да и интересуюсь я им мало и вот по какой причине: я занят. Я очень интересуюсь бытом интеллигенции русской, люблю её, считаю хотя и слабым, но очень важным слоем в стране. Судьбы её мне близки, переживания дороги. Значит, я могу писать только из жизни интеллигенции в советской стране. Но склад моего ума сатирический. Из-под пера выходят вещи, которые порою, по-видимому, остро задевают общественно-коммунистические круги. Я всегда пишу по чистой совести и так, как вижу. Отрицательные явления жизни в советской стране привлекают моё пристальное внимание, потому что в них я инстинктивно вижу большую пищу для себя (я - сатирик)".

Как мы видим, лояльностью Михаила Булгакова к Советской власти и не пахнет. «Перековываться», судя по его словам, он не собирается. Однако в театрах Советской России поставлены и с успехом идут его «Дни Турбинных» по роману «Белая Гвардия». Постановку неоднократно смотрит «сам» Иосиф Виссарионович Сталин. И… отбивает яростные атаки «советских» критиков, которые усмотрели в пьесе неприятие Булгаковым революции и послереволюционного времени. Вот что увидел тов. Сталин в пьесе:

«Насчёт “Дней Турбиных” — я ведь сказал, что это антисоветская штука, и Булгаков не наш... Но что же, несмотря на то, что это штука антисоветская, из этой штуки можно вынести? Это всесокрушающая сила коммунизма. Там изображены русские люди — Турбины и остатки из их группы, все они присоединяются к Красной Армии как к русской армии. Это тоже верно. <…> Может быть, но вы должны признать, что и Турбин сам, и остатки его группы говорят: “Народ против нас, руководители наши продались. Ничего не остаётся, как покориться”. Нет другой силы. Это тоже нужно признать. Почему такие пьесы ставятся? Потому что своих настоящих пьес мало или вовсе нет. Я против того, чтобы огульно отрицать всё в “Днях Турбиных”, чтобы говорить об этой пьесе как о пьесе, дающей только отрицательные результаты. Я считаю, что она в основном всё же плюсов даёт больше, чем минусов».

Чем так покорила тов. Сталина пьеса? Почему он с таки удовольствием смотрел её много раз? Ответ на этот вопрос лежит в самом романе:

«Большевиков ненавидели. Но не ненавистью в упор, когда ненавидящий хочет идти драться и убивать, а ненавистью трусливой, шипящей, из-за угла, из темноты. Ненавидели по ночам, засыпая в смутной тревоге, днём в ресторанах, читая газеты, в которых описывалось, как большевики стреляют из маузеров в затылки офицерам и банкирам и как в Москве торгуют лавочники лошадиным мясом, зараженным сапом. Ненавидели все - купцы, банкиры, промышленники, адвокаты, актёры, домовладельцы, кокотки, члены государственного совета, инженеры, врачи и писатели...<…> Были тоскливые слухи, что справиться с гетманской и немецкой напастью могут только большевики, но у большевиков своя напасть:

- Жиды и комиссары.

- Вот головушка горькая у украинских мужиков!

Ниоткуда нет спасения!»

Сталин был прекрасно осведомлён о том, что такое «большевики», что такое красный террор. Кто стоит за «большевиками» и какой сброд собрался под красными знамёнами. Но у Сталина не было другого «сброда». Он мог тысячу раз симпатизировать белым офицерам, но они были для него доведёнными до отчаяния врагами. Большевики совершили в России то, что не удалось никому за более чем 200 летнюю историю существования Российской Империи. Они её развалили! Большевики победили сильного противника, но отжившего свой исторический срок. Стоило ли Сталину принижать этот «подвиг» и запрещать «Дни Турбиных»? Думается, что нет. Ведь Иосиф Виссарионович прекрасно понимал, что цена победы во многом определяется тем, над кем она одержана. Не случайно, позднее, советская пропаганда ушла от «опереточного» изображения тех же немецко-фашистских войск и стала показывать их, как достойных противников Красной Армии.


Собачье Сердце. 1925 год.

В конце 80-х годов в советский кинопрокат вышла экранизация повести Михаила Булгакова «Собачье Сердце». Фильм моментально разошёлся «на цитаты» и стал знаковым событием кинематографа конца 80-х годов. «Проблема не в сортирах, а в головах» звучало по каждому малозначащему поводу из уст советских рабочих, инженеров и домохозяек. Ёще бы, ведь перестроечная волна «откровений» радикально изменила отношение многих советских людей к своей недавней истории, к «диктатуре пролетариата» и коммунистической партии Советского Союза. Вызванный горбачёвской «перестройкой» хаос в экономике был моментально объяснён с «шариковской» прямолинейностью… проблема не в сортирах, а в головах. Пожалуй, каждый гражданин Советского Союза тогда посчитал, что именно он является тем самым мудрым профессором Преображенским, обличающим весь тот «бордель», в который превратился СССР в последние годы своего существования. Только не совсем было понятно, кто был в этом «борделе» Шариковым и Швондером?

«- Вы стоите на самой низшей ступени развития, - перекричал Филипп Филиппович, - вы еще только формирующееся, слабое в умственном отношении существо, все ваши поступки чисто звериные, и вы в присутствии двух людей с университетским образованием позволяете себе с развязностью совершенно невыносимой подавать какие-то советы космического масштаба и космической же глупости о том, как все поделить...»

Как же понравилось это выражение самому «грамотному» в мире населению Страны Советов! Ведь с образованием у них всё было в порядке. Потому предположить то, что можно «подавать какие-то советы космического масштаба и космической же глупости» с наличием университетского или институтского образования никто не мог. Особенно, когда речь шла «о себе любимом». И без разницы о каком «поделить» вёл речь Преображенский. О том, как забрать у «капиталистов» заводы или найти нового «эффективного собственника» для общенародной собственности. Примитивность решения присутствует в обоих случаях.

Булгаков закончил писать «Собачье Сердце» в 1925 году. «Чрезвычайщина» послереволюционного времени несколько поутихла. Однако поставить на сцене «Собачье Сердце» Булгакову не дали. Повесть запретили. И было почему. Ведь за экспериментом профессора Преображенского стоит революционный проект переустройства России.

«23 Декабря. В 8:30 часов вечера произведена первая в европе операция по проф. Преображенскому: под хлороформенным наркозом удалены яичники Шарика и вместо них пересажены мужские яичники с придатками и семенными канатиками, взятыми от скончавшегося за 4 часа, 4 минуты до операции мужчины 28 лет и сохранявшимися в стерилизованной физиологической жидкости. Непосредственно, вслед за сим удален после трепанации черепной крышки придаток мозга - гипофиз и заменен человеческим от вышеуказанного мужчины».

Булгаков обвиняет русскую интеллигенцию в том, что именно она несёт ответственность за всё происходящее в Советской России. Без Преображенских и Борменталей, не могли появиться Шариковы, а те в свою очередь не смогли бы найти своих Швондеров. Сами Шариковы до мировой революции бы не додумались. В пьесе нет никакой фантастики, каждый персонаж узнаваем и писан с реальной жизни. Михаил Афанасьевич прекрасно знаком с «движущими силами революции» и как талантливый сатирик он изображает их во всей красе.

«Клим Григорьевич Чугункин, 25 лет, холост. Беспартийный, сочувствующий. Судился 3 раза и оправдан: в первый раз благодаря недостатку улик, второй раз происхождение спасло, в третий раз - условно каторга на 15 лет. Кражи. Профессия - игра на балалайке по трактирам. Маленького роста, плохо сложен. Печень расширена (алкоголь). Причина смерти - удар ножом в сердце в пивной».

За «уплотнением квартир дома», за «хоровым пением» стоят реальные истории и «калабуховский дом» - это сама Россия, которая, для Булгакова навсегда пропала. Но Михаил Афанасьевич не только показывает природу возникновения «большевизма», но и ставит ему приговор. Он не видит будущего Советской России и утверждает, что рано или поздно ненавистный ему режим пролетариев падёт. Ведь ничего приличного, Шариковы и Швондеры создать не могут. Они созданы для того, чтобы ловить и душить, петь, пить, выселять, уплотнять, буянить, насиловать и хамить. Возникает вопрос: зачем писатель, обличая существующий режим, ставя диагноз и вынося приговор «советам», провоцирует власть?

Ответ на этот вопрос может быть только один, и он дан в самой пьесе. У профессора Преображенского существует высокопоставленный покровитель, к которому тот обращается, когда от Швондеров и Шариковых, становится невмоготу. По сути, в своей пьесе Булгаков пытается достучаться до Сталина. Он провоцирует его своими антисоветскими произведениями, но в них нет ничего антигосударственного. Булгаков выносит приговор «винтикам советской системы», бюрократии, порядкам и словно провоцирует покровителя-Сталина на репрессии к ним. Михаил Афанасьевич задолго до 37-го года оправдывает и объясняет всё то, что сделал Сталин со своими товарищами по партии. Для Булгакова всё логично, предсказуемо, и сначала Шариков прикончит Швондера, а потом найдется другой, который прикончит Шарикова.

Сегодня очень часто можно слышать то, что сталинский режим репрессировал «хороших» революционеров. Автоматически в их состав попадают Каменев, Зиновьев, Бухарин, Тухачевский, Рыков и тысячи им подобных деятелей калибром поменьше. Из Сталина делают тирана, а тех, кого перемолотила советская машина, превращают в жертвы «режима». Мы не можем судить о том, что было бы в том случае, если бы в противоборстве со Сталиным победили Троцкий и Бухарины, но можно сказать однозначно: они ничуть не заслуживают оправдания за всё то, что сотворили с Россией в 1917-м году. Их «перемолотил» не тов. Сталин, а та машина, которую они создали своими руками. Бог знает, о чём писал Булгаков в своей пьесе. Но она для нас есть возможность ещё раз подумать о том, чем был для России 1917-й год, кем были революционеры до революции и после того, как стали правящей партией и кем является каждый из нас сегодня.

«- Ничего я не понимаю, - ответил Филипп Филиппович, королевски вздёргивая плечи, - какого такого Шарикова? Ах, виноват, этого моего пса... Которого я оперировал?

- Простите, профессор, не пса, а когда он уже был человеком. Вот в чём
дело.

- То есть он говорил? - Спросил Филипп Филиппович, - это ещё не значит быть человеком. Впрочем, это не важно. Шарик и сейчас существует, и никто его решительно не убивал».

***

Михаил Афанасьевич делал попытки встретиться с главой Советского Правительства. Но безрезультатно. Можно представить, какие вопросы хотел задать Булгаков Сталину. Он мог попросить вождя позволить ему писать и публиковаться в СССР. Дать возможность эмигрировать из Советской России. Но что ему мог ответить Сталин? Эмигрировать он позволить Булгакову не мог. Лишённый пристального внимания НКВД Михаил Афанасьевич автоматически становился антисоветским писателем за рубежом. Талантливым и безусловным лидером эмиграции, знаменем той России, которой уже не было. Публиковать и ставить булгаковские пьесы Сталин тоже не мог позволить. Булгаков был глубоко антисоветским писателем. Всё, что мог позволить Сталин Булгакову, он позволял. Писать, без шансов быть опубликованным. Сталин сохранил Булгакову жизнь. Сталин сохранил потомкам великие произведения Булгакова.


Разговор со Сталиным

В 1929 году из репертуара советских театров были исключены все пьесы Михаила Афанасьевича. Писателя лишили всех источников заработка. 28 марта 1930 года Булгаков в отчаянии пишет «Письмо Правительству СССР»:

«После того, как все мои произведения были запрещены, среди многих граждан, которым я известен как писатель, стали раздаваться голоса, подающие мне один и тот же совет. Сочинить "коммунистическую пьесу", а кроме того, обратиться к Правительству СССР с покаянным письмом, содержащим в себе отказ от прежних моих взглядов, высказанных мною в литературных произведениях, и уверения в том, что отныне я буду работать, как преданный идее коммунизма писатель-попутчик. Цель: спастись от гонений, нищеты и неизбежной гибели в финале. Этого совета я не послушался. Навряд ли мне удалось бы предстать перед Правительством СССР в выгодном свете, написав лживое письмо, представляющее собой неопрятный и к тому же наивный политический курбет. Попыток же сочинить коммунистическую пьесу я даже не производил, зная заведомо, что такая пьеса у меня не выйдет».
<…>
«Спешу сообщить, что цитирую я не с тем, чтобы жаловаться на критику или вступать в какую бы то ни было полемику. Моя цель - гораздо серьезнее. Я не доказываю с документами в руках, что вся пресса СССР, а с нею вместе и все учреждения, которым поручен контроль репертуара, в течение всех лет моей литературной работы единодушно и с необыкновенной яростью доказывали, что произведения Михаила Булгакова в СССР не могут существовать. И я заявляю, что пресса СССР совершенно права».
<…>
«Вот одна из черт моего творчества и её одной совершенно достаточно, чтобы мои произведения не существовали в СССР. Но с первой чертой в связи все остальные, выступающие в моих сатирических повестях: чёрные и мистические краски (я - мистический писатель), в которых изображены бесчисленные уродства нашего быта, яд, которым пропитан мой язык, глубокий скептицизм в отношении революционного процесса, происходящего в моей отсталой стране, и противупоставление ему излюбленной и Великой Эволюции, а самое главное - изображение страшных черт моего народа, тех черт, которые задолго до революции вызывали глубочайшие страдания моего учителя М. Е. Салтыкова-Щедрина. Нечего и говорить, что пресса СССР и не подумала серьезно отметить все это, занятая малоубедительными сообщениями о том, что в сатире М. Булгакова - "клевета". Один лишь раз, в начале моей известности, было замечено с оттенком как бы высокомерного удивления: "М. Булгаков хочет стать сатириком нашей эпохи"»

Более, чем откровенное признание в невозможности существования Булгакова-писателя в СССР. За ним следует «предложение» Советскому правительству, где он в ультимативной форме просит:

«Я прошу Правительство СССР приказать мне в срочном порядке покинуть пределы СССР в сопровождении моей жены Любови Евгеньевны Булгаковой.
<…>
Если же и то, что я написал, неубедительно, и меня обрекут на пожизненное молчание в СССР, я прошу Советское Правительство дать мне работу по специальности и командировать меня в театр на работу в качестве штатного режиссера».

18 апреля 1930 года в квартире Булгакова раздаётся звонок из секретариата Сталина. Говорит сам вождь:

“Вы хотите уехать?” Затем извиняющееся-лицемерно спрашивает: “Что, мы вам очень надоели?”

Булгаков отвечает, что настоящий русский писатель должен жить в России. Он говорит, что хотел бы работать в Художественном театре, но его не берут.

“А вы подайте заявление туда, – отвечает Сталин. – Мне кажется, что они согласятся”.

В завершении разговора Сталин говорит: “Нам бы нужно встретиться, поговорить с вами”.

Булгаков: “Да, да! Иосиф Виссарионович, мне очень нужно с вами поговорить”.

Сталин: “Да, нужно найти время и встретиться, обязательно”.

Сталин так и не нашёл времени встретиться с Булгаковым, несмотря на письма, который он писал Сталину.

А вопрос трудоустройства Булгакова был решён положительно. Во МХАТ-е снова идут «Дни Турбинных». Булгаков работает над пьесой «Бег». Но, несмотря на все предшествующие договоры со МХАТ-ом о постановке, в дальнейшем пьеса была запрещена.


Иван Васильевич. 1935 год.

Пьеса «Иван Васильевич» была закончена автором в сентябре 1935 года. Кто-то мне скажет, прочтя мои строки, что Булгаков ни на что не намекал, никакого «двойного дна» в его произведениях не было. Однако Булгаков сам не скрывает, что его пьесы это сатира. Сатира на всё то, что происходит с Советской Россией. Нет никаких сомнений, что его произведения были опасны для властей, а современники Булгакова прекрасно понимали то, о чём пишет автор. Понимал это и тов. Сталин. В этой статье, я сознательно «разбираю» самые известные произведения Булгакова, ставшие популярными благодаря советскому кинематографу. К сожалению, большинству наших современников Булгаков известен именно благодаря кино.

«Иван Васильевич» как и большинство произведений Михаила Афанасьевича была запрещена. Почему? Возможно потому, что в пьесе между Жоржем Милославским и Сталиным есть нечто общее. Первый и второй «до перемещения во времени» занимались уголовно-наказуемой деятельностью. Милославский квартиры «обносил», Джугашвили пополнял партийную кассу большевиков, совершая набеги на «инкассаторские кареты». Аналогия самая прямая. Колол Булгаков Сталина не в бровь, а в глаз. Есть за что обидеться вождю на писателя. Но вопрос даже не в том, что тов. Сталин мог обидеться, а в том, что увидевшие пьесу «Иван Васильевич», сразу поймут о ком идёт речь. А это уже антисоветская пропаганда. Ст. 58. Расстрел. Лагеря. Но Булгакову всё сходит с рук. Почему?

В знакомой большинству из нас экранизации Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию» была произведена незначительная рокировка. В силу «непонятных» мне причин, слова которые в пьесе произносит Жорж Милославский, Гайдай вставляет в уста управдома Буншы. А слова очень интересные. В пьесе именно Жорж Милославский с лёгкостью отдаёт «кемску волость» шведскую царю.

«- Да об чём разговор? Да пущай забирают на здоровье!.. Господи, я думал, что!..»

У Гайдая бывший вор и жулик выглядит, как патриот страны, для которого дорога каждая пядь русской земли. У Булгакова всё иначе. Жорж Милославский в оригинальной версии «отдаёт» шведскому «конунгу» Кемскую волость. На какое историческое событие «намекал» Михаил Афанасьевич? На события времен Ивана Грозного, когда Московский царь «воевал со «шведами» и «ливонцами»? Или на послереволюционные территориальные потери Российской Империи: Польшу, Прибалтику и Финляндию? После таких намеков, Булгакова следовало бы не только запретить, но и четвертовать. Но Сталин с ним нянчится, как с малым ребёнком. И это в середине 30-х годов, когда власть Сталина уже была абсолютной!

Булгаков перенёс действие пьесы в прошлое. Только всё, что описано у него в «Иване Васильевиче» происходило в настоящем. Тут логично вспомнить известный фильм Сергея Михайловича Эйзенштейна «Иван Грозный» и реакцию цензуры на него. Первая часть фильма вышла в 1945-м году и возвеличивает Московского царя Ивана Грозного, как мудрого и справедливого правителя. Сталинской цензуре понравились военные победы над врагами, территориальные приобретения Московского царства … Прибалтика, Западная Украина, нарождающаяся «сверхдержава». А вот вторая часть фильма, в которой речь идёт о боярском заговоре и показывается опричнина, была запрещена в сталинском СССР, как ошибочная. Вот что было написано в Постановлении Оргбюро ЦК ВКП(б) О кинофильме "Большая жизнь" от 4 сентября 1946 г., касательно фильма Эйзенштейна:

«Режиссер С.Эйзенштейн во второй серии фильма "Иван Грозный" обнаружил невежество в изображении исторических фактов, представив прогрессивное войско опричников Ивана Грозного в виде шайки дегенератов, наподобие американского Ку-Клукс-Клана, а Ивана Грозного, человека с сильной волей и характером, — слабохарактерным и безвольным, чем-то вроде Гамлета».

Массовое сознание сталинского периода СССР воспринимало «чистки», как естественную реакцию на существовавших «врагов народа». После ХХ съезда КПСС, «опричнина» была осуждена. Вторая часть «Ивана Грозного» вышла в 1958-м году. Реакция на него была ровно такой, какую предполагала сталинская цензура. В контексте происходящих событий современникам аналогии были очевидны. Сталин и Грозный. Репрессии и опричнина. Рассуждая о возможности судить по художественным произведениям о времени, надо отдавать себе отчёт, что художественная литература отражает не просто реальность, а умонастроения автора. Ту, атмосферу, в которой ему приходилось жить и творить. Писатель, как бы он ни хотел закамуфлировать своё отношение к происходящему, волей-неволей выдаёт себя между строк.


Мастер и Маргарита. 1938 год

Наиболее ярко мистицизм Булгакова проявился в романе «Мастер и Маргарита». Однако современные читатели не видят того, что за «мистицизмом» писатель завуалировал всё, чем жила Советская Россия в те годы. Роман «Мастер и Маргарита» – это зарисовка с «советской натуры», которой «мастер» передал потомкам царящую в те годы атмосферу. Булгаков – сатирик, а сатирик ничего не придумывает, он просто погружает реальных персонажей в нереальное пространство своих произведений.

«За огромным письменным столом с массивной чернильницей сидел пустой костюм и не обмакнутым в чернила сухим пером водил по бумаге. Костюм был при галстуке, из кармашка костюма торчало самопишущее перо, но над воротником не было ни шеи, ни головы, равно как из манжет не выглядывали кисти рук. Костюм был погружён в работу и совершенно не замечал той кутерьмы, что царила кругом».

Разве не с таким «пустым костюмом» сталкивался Михаил Афанасьевич, когда тщетно пытался добиться разрешение на выезд?! Булгакову была чужда Советская Россия. Он нигде этого не скрывает. Ни в своих письмах друзьям и безответных письмах Сталину, ни в обращении к Правительству СССР. Каждое произведение Булгакова является глубоко антисоветским. Сегодня многие воспринимают сатиру писателя, как вымысел только лишь по той причине, что очень плохо знакомы со сталинским периодом непростой советской истории. У Булгакова везде поют и не могут остановиться. Начали в «Собачьем Сердце» и продолжают в «Мастере и Маргарите».

«Славное море священный Байкал...»

Кто эти несчастные и уродливые персонажи, которые прибыли на бал к Воланду? Не всё ли это окружение тов. Сталина? Те, на ком кровь миллионов русских людей, тех, кто разрушил ту Россию, которую любил Булгаков всем своим сердцем?

«Но тут вдруг что-то грохнуло внизу в громадном камине, и из него выскочила виселица с болтающимся на ней полурассыпавшимся прахом. Этот прах сорвался с верёвки, ударился об пол, и из него выскочил черноволосый красавец во фраке и в лакированных туфлях.
<…>
Все их имена спутались в голове, лица слепились в одну громадную лепешку, и только одно сидело мучительно в памяти лицо, окаймленное действительно огненной бородой, лицо Малюты Скуратова.»

Достаточно?! За каждым из персонажей Михаила Афанасьевича, стоит кто-то в реальности. Тот, кого Булгаков видел на Гражданской войне. Кто убивал его друзей и разбросал по миру дорогих сердцу Булгакова людей. И все они живут в булгаковской нереальности, наряженные в парадные фраки советских чиновников. Куда деваются люди? Какой чёрт их уносит куда-то? Ничего не придумал Булгаков. Всё мерзко. Всё вызывающе пошло, как шоу Воланда в варьете и грязно, как в коммуналках Москвы. Люди не изменились, но их окончательно добил квартирный вопрос. И только лишь один «он» может понять Мастера, скрывающийся за маской Воланда. Мистика, чертовщина разворачивается не на страницах романа, а происходит в реальной жизни Булгакова. Всё перепуталось не в романе, а в судьбе автора и его России.

В «Мастере и Маргарите» существует всего лишь два главных героя, к которым можно отнестись с нескрываемой симпатией. Мастер и Воланд. Возможно, кому-то покажется это большой натяжкой – проводить параллели между Мастером-Булгаковым, Сталиным-Воландом, но для меня подобное сравнение является уместным. Мастер – это он, растерянный, ненужный маленький человек из прошлого времени. Воланд – это вождь, который может понять Мастера, но не может ему ничем помочь. Цезари и генсеки, такие же обречённые винтики неразрывных исторических процессов. Булгаков это понимает, так же, как возможно понимал это Сталин. Величие и всесилие вождей мелко по сравнению с силой истории, однажды сорвавшейся с катушек. Но…

«…не тревожьте себя. Всё будет правильно, на этом построен мир».

Нигде у Булгакова нет слов о справедливости, о том, что всё будет хорошо. Всё будет именно правильно. В творчестве Булгакова всё закономерно, логично и как в хорошем произведении каждое событие невозможно без предыдущего. Аннушка разлила масло… а далее, ничего уже нельзя изменить.

Михаил Афанасьевич перенёс предполагавшуюся встречу с вождём на страницы своего романа. «Мастер и Маргарита» - это своего рода итог, финальная точка в антисоветском творчестве писателя и виртуальном разговоре со Сталиным. В конце своего романа Булгаков пишет, словно предполагая возможный ответ Воланда-Сталина самому себе:

«Тот, кого так жаждет видеть выдуманный вами герой, которого вы сами только что отпустили, прочёл ваш роман».

Вот и всё, чем мог помочь Вождь Мастеру. Булгаков умер. Его друг, драматург Сергей Александрович Ермолинский вспоминал:

«На следующее утро, - а может быть, в тот же день, время сместилось в моей памяти, но кажется, на следующее утро - зазвонил телефон. Подошел я. Говорили из Секретариата Сталина. Голос спросил:

- Правда ли, что умер товарищ Булгаков?

- Да, он умер.

Тот, кто говорил со мной, положил трубку».

Сталин позвонил Булгакову только через десять лет с того первого и последнего их разговора.


После Булгакова

Сегодня, Михаил Булгаков является одним из самых популярных классиков русской литературы, а Сталин является одним из самых популярных политиков российской истории. Один был гением от литературы, второй гением от истории. Сталин написал гораздо больше книг по объему, чем Булгаков, но его творчество мало интересно потомкам. Самое печальное то, что вождя всех народов воспринимают часто в отрыве от времени и обстоятельств, в которых он жил. Сталин сегодня – это уже не исторический персонаж, а более образ правителя, которым он никогда не был, но которого всегда хотели видеть на Руси. Образ Сталина пережил культ личности и период его развенчания, затем пришла пора забвения, сменившаяся временем чернения всего и вся, что с ним было связано. На данный момент, мы переживаем этап романтизации образа Сталина и его эпохи. Но, как и в прошлом, народный Сталин далёк от реального Сталина. Для того чтобы определить, кем был тов. Сталин, нам надо найти ответ, кем были мы все вместе взятые в ХХ веке. Не Сталин делал революцию, создавал свой «культ личности» и разрушал его. Этим занималась сама Россия и её народ. А вот Сталин, оказался удачным противоречивым образом, которым можно объяснить и спрятать за ним всё и вся.

Булгаков и Сталин, это две России. Россия до 1917-го года и после революции. Они не могли разойтись друг с другом, но не могли и жить в мире. Это были две стороны одной и той же «медали», именуемой Россией. Белая гвардия проиграла свою войну и вскоре стала Красной гвардией. Кто-то остался без Родины, и это был БЕГ из Советской, но всё-таки России. Её стало меньше, страна распалась, растворилась, обезбожилась, но всё равно была Россией.

Мы называли советской – науку и культуру, советскими – писателей, композиторов, художников, будто все они вышли из ниоткуда. Но вышли они из России и были русскими. Мы просто лукавили, обманывали себя и других, говоря, что у нас появилась новая традиция. Но традиция у нас была одна, заложенная Александром Невским, Петром Первым, Пушкиным, Гоголем, Менделеевым, Толстым, Достоевским, Чеховым. Вывести нового советского человека не вышло, как не получилось из Шарикова человека в самом высоком смысле этого слова. Операция, по его возвращению в первозданный вид затянулась на целых 70 лет, но за это время он выпил много русской крови и попортил русских нервов.

Булгаков оппонировал режиму, но он не был противником России. Не Сталин был его оппонентом, а сама очарованная и одураченная революцией страна. Возможно, он глубже и раньше всех понял, что за советской властью стоит не абстрактный комиссар и тиран Сталин, а конкретный народ страны. Что делать с Шариковыми и Швондерами ему было ясно. Эту «пену революции» сдуло сталинскими чистками, но что делать с народом? Как вернуть людям здравый смысл и доказать им, что из революции ничего и никогда не выйдет?

Россия семьдесят лет вытравливала из себя яд революции и шаг за шагом возвращалась к самой себе. Русское, пробивалось сквозь асфальт большевистской идеологии создавало не нового советского человека, а того человека, о котором писали Чехов, Толстой и Достоевский. То, что мы любим и за что ценим Советский Союз, возникало зачастую вопреки советской системе. Андрей Тарковский, Владимир Высотский, Булат Окудажава, Марк Захаров и тысячи дорогих нашему сердцу имён, это победа Русского начала в нас, а не Советского. Россия перемолотила большевизм, фашизм и к концу своего существования в СССР уже не было никакого тоталитаризма, террора органов НКВД. У нас был старческий маразм умирающей утопии, за которым мы опять не разглядели России и грохнули её заодно с СССР.

Судьба лишила Булгакова права выбора. Он остался в СССР, написал свои великие произведения, которые мог написать, только живя в той стране. Это парадокс, но «наш» Булгаков невозможен и без Сталина, и без России, которую он потерял. Он не выбирал свой судьбы, как не выбираем мы. Но как-то странно выходит, что мы сами ставим себя перед выбором: Россия, Украина, Беларусь или СССР? Какая страна нам ближе, какая страна нам лучше и не хотим понять и признать одной простой истины: Россия, Украина, Беларусь и СССР – это одна страна и наша общая ответственность за всё происходящее в ней во все времена. А если вдруг, потребуется делать выбор, то он может быть между хорошим и плохим, добром и злом, порядочностью и подлостью, великим и низким. И тут, никаких разночтений быть не может.

Сергей Лунёв

Экскурсия по истории с автором

Напомню читателю: Пушкин в Галиции не бывал. Он вообще не выезжал за пределы Отечества. Говоря языком «новой советской общности», наш Пушкин был «невыездным». Его земные пути вместились в рамки меридианов Пскова и Оренбурга, параллелей Санкт-Петербурга и Арзрума. Подчёркиваю: земные. Ибо мы верим в бессмертие души. И сам Пушкин этой загробной вечности придавал в отношении себя самого особое свойство: «Нет, весь я не умру, душа в заветной лире мой прах переживёт и тленья избежит».

Галиция же (три западные, прикарпатские области нынешней Украины) тогда вместе с частью польских земель принадлежали Австрии. Правда, большинство местного населения называло себя русинами, которые смутно помнили о былом (до 1349 года для них) единстве Руси и стихийно тянулись к русскому материку. Заманчивость огромного русского мира была для них в том, что населяющее его православное большинство, и простонародье, и духовенство, и знать, и носитель высшей власти, общалось между собой на одном (понятном русинам) языке, молилось Богу в одной Церкви. Им принадлежали города и веси, вся страна, раскинувшаяся между тремя океанами. И, защищая её с русской(!) самоотверженностью, они защищали своё, завещанное предками.

Иную картину видим в земле русинов. За пять веков владычества иноплеменников католического вероисповедания задавленные убожеством (по П.Кулишу) русины были вытеснены в сельскую местность. Города заняли поляки и евреи, другие пришельцы. В них оставалось от силы 10% потомков коренного населения, как правило, ополяченных и окатоличенных (к 1939 году «класс» русинской интеллигенции, не забывающий родства, составлял менее 1% соплеменников. Вспоминаю, после войны, в знаменитой львовской геологической школе, после того как бандеровцами были уничтожены специалисты польского и еврейского происхождения, нашёлся один «украинец», как он сам себя назвал, хотя объяснялся по-польски).

Что касается веры, церковь изначально православных русинов ещё в 1596 году была подчинена Брестской унией Ватикану. Тем не менее, три последующих века новообращённые греко-католики (или униаты) ощущали себя приверженцами церкви пращуров. Притом, не только простые прихожане, но и значительная часть священников. Ибо обряды менялись столь медленно, что одно поколение и не замечало изменений. Католицизм во всём всегда был «ползучим». Большинство верующих просто не задумывалось над тем, где находится главный иерарх, в реальном Риме или сказочном уже Константинополе. Во всяком случае, прихожанин униатского храма не ощущал себя по признаку веры врагом православной церкви. А таких оставалось немало, благодаря позиции и прихожан и, нередко, священников, внутренне не принявших Унию.

Когда пришло для русинов время национального пробуждения, в первых рядах будителей . рядом с разночинными интеллигентами (такими как Шашкевич, Головацкий, Вагилевич) появилось много фигур в рясах. Это было просвещённое, энергичное, патриотически настроенное духовенство, как греческого так и греко-католического вероисповедания. Их стихийная, по импульсам исторической памяти, ориентация на Россию, как на маяк просвещения, общий для русского мира, получила в середине XIX века поддержку европейскими событиями. Хозяева всегда внушали русинам чувство собственной неполноценности. И успешно. Когда хозяевами, после поляков, стали немцы, заработала теория расового превосходства германцев над славянами. И вдруг случилось непостижимое умом: их государь, цисарь Франц-Иосиф, первый из немцев, умоляет не немца(!) Паскевича спасти его от новых гуннов – взбунтовавшихся мадьяр. Паскевич - русский военачальник, подданный царя Николая. А ведь русские и русины – одно племя в понятии автохтонов Прикарпаться. И вот они воочию видят русские полки, что двинулись на Будапешт дорогами Галиции. Солдаты и офицеры разговаривают с ними, русинами, на одном языке. И они действительно спасают от распада империю восточных немцев (австрийцев), спасают цисаря от потери трона. После этого похода русинское самосознание становится иным… Возникает массовое течение, названное москвофильством (или русофильством). Его участников или пассивных сторонников позднее назовут старорусинами. А их противников, составлявших вначале меньшинство, которые связали своё будущее с судьбой империи Габсбургов, - младорусинами. Ещё их называли оппоненты австроукраинцами.

Надо отдать должное немецкой оперативности. Они тут же энергично и умело принялись поддерживать младорусинов, давая им социальные преимущества. Тактика была наступательной. Идея единой украинской нации от Карпат до Кавказа получила поддержку Вены. Коренные жители «Королевства Галиции и Лодомерии», находящегося в составе Австро-Венгрии, были признаны истинными, «свидомыми» (сознательными) украинцами, а сама эта территория, с центром во Львове, льстиво названа «Украинским Пьемонтом». А раз уж появился на историческом пространстве Руси свой «Пьемонт», то задача его – освободить всю Большую Украину из-под власти царя Московской Орды. Освобождённые же территории, населённые «зрусифiкованими» малороссами, с целью перевоспитания последних в европейском духе, будут присоединены к «Украинскому Пьемонту» и таким образом попадут под протекторат Вены. Изящный план! И как показала история, с помощью большевиков выполнимый, с поправкой на смену хозяев (венский уступил североатлантическому).

Понятно, что «имперский ресурс» оказался сильнее старорусинского. Накануне I Мировой войны количественно австроукраинцы и русины сравнялись. Но русофилы могли долго и эффективно держать оборону на культурном поле, отнюдь не мирном. Скоро оно окрасится кровью, на нём появятся трупы. Борьба и там уже развернулась нешуточная. Некто Вартовый, из австроукраинцев, объявил русскую культуру шматом гнилой колбасы (!) как раз в те годы, когда сиял «Серебряный век русского искусства», творили Толстой и Достоевский, Чайковский, Репин писал «Запорожцев», когда пел Шаляпин и Дягилев завоёвывал Париж.

И вот здесь на этом поле вдруг, как явление культурного мессии, появляется памятник Пушкину. Первый памятник Пушкину за пределами России в общественном месте (не в частном владении). Принимая неоспоримое, что весь он не умер после своей физической смерти, доверимся своему воображению…


Пушкин во Львове и в Заболотовцах

К ХХ столетию национально-культурные сообщества в Галиции выделялись предпочтением к тому или иному литературному кумиру. Доминировали три славянина: Шевченко, Мицкевич и Пушкин. Причём, каждый из них в глазах своих поклонников был «больше чем поэт». Идея увековечить память своего духовного избранника в бронзе и камне занимала просвещённые умы. Польский гений удостоился великолепного монумента на центральной площади Львова. Оно и понятно: город по преимуществу населяли потомки Леха, прихожане костёлов. Хлопотами печальников «Кобзаря» был создан бюст певцу Украйны-Малороссии, но так и не установлен. О Пушкине поговорили, собрали денег, и дальше благого начинания дело не продвинулось. Видимо, в «Украинском Пьемонте» ещё мало было пьемонтцев, ещё меньше русофилов. Тем не менее, интерес к Пушкину наблюдался и со стороны иноязычных львовян. «Цепочка пушкинских следов» прослеживается с 1821 года в подшивках литературного приложения "Rozmaitosci" («Смесь») к "Gazet-e Lwowsk-ой". На её страницах 15 только прижизненных упоминаний о Пушкине. Статья «Z Rossyi I o Rossyi» отмечает первое крупное произведении выпускника Лицея: «Русская литература обогатилась в настоящее время новой прекрасной поэмой пана Пушкина «Руслан и Людмила». Здесь же при статье «Бахчисарайский фонтан» (1824 г.) о поэте говорится: «Это литературный феномен, одарённый от природы всеми достоинствами выдающихся поэтов». Упоминания о нем опережали имя Байрона. В 1836 году во Львове увидела свет повесть «Пиковая дама» на польском языке – первый перевод Пушкинской прозы за рубежом. А в 1999 году, на 100-летие поэта, во Львове возникло подпольное, не утверждённое властями Общество имени А.С. Пушкина, целью которого было изучение, распространение знаний русского языка, словесности, музыки, искусства.

Мечта просветителей русинов о монументальном изваянии любимого поэта нашла воплощение в сельской местности. Произошло это событие в с.Заболотовцы Жидачовского повета, недалеко от Львова. Священник Иоанн (Иван Савюк) сумел привить мирянам любовь и почтение к великому художнику слова, которого считали универсальным эталоном русскости. Тогда формировалась галицкая литература, а Пушкин, как представитель славянства, причём, родного корня, был близок русинам. На собранные по кругу гроши и крейцеры селяне заказали каменную фигуру, в рост, мастеру Дзындре. В 1907 году установили её на постаменте возле Народного дома и униатской церкви. В начале I Мировой войны, ночью, тайно, австрийские власти снесли памятник. Ивана Савюка постигла участь тысяч других галичан, не отказавшихся от чувства Руси Единой, от своих убеждений. Он оказался узником австрийского концлагеря Таллергоф. Ему довелось вернуться домой. Сохранилась его могила на сельском кладбище. Вечная ему память! Где-то в окрестностях лежит в земле, целиком или разбитый, тот каменный Пушкин. Возможно, его сбросили в речку. Следов от того, самого первого заграничного памятника не осталось.


Демонтаж Галицкой Руси

По окончании I Мировой войны, с распадом Двуединой (Австро-Венгерской) империи, победители вернули Галицию Польше. Новые-старые хозяева из двух для себя зол выбрали, как им показалось, меньшее. В результате их национальной политики перепись 1936 г. выявила на земле русинов уже только 1,2 млн «русских»; 1,7 млн человек назвали себя… украинцами. Возможно, первых было бы значительно больше, но при отступлении русской армии в 1915 году сотни тысяч непреклонных русинов с семьями двинулись за уходящей армией. После революции только часть из них вернётся домой. Что касается Галицких «украинцев», напоминаю читателю, что разговор идёт об австроукраинцах, выведенных Веной на общерусском древе для решения политической задачи. С падением Вены решение её полностью перешло к Германскому Генеральному штабу. Интересы поляков и немцев на короткое время вновь совпали, но в планах последних сама Польша обрекалась на небытие.

При таком раскладе (1,2:1,7) нашему Пушкину, заброшенному посмертной судьбой в Галицию, приходилось, видимо, постучав в дверь, первому же спрашивать: «Кто там?». Если за дверью обнаруживались свои, принимали его как дорогого гостя, о чём свидетельствует хроника торжеств во дни Пушкинских юбилеев и просто так, без повода, когда русская душа нуждалась в русском поэте… Несмотря на потери, деятельность русофильских организаций в 30-х годах оживилась. Русское благотворительное общество во Львове отметило заседаниями и культурным мероприятиями 100-летие со дня смерти Пушкина; возникли объединения «Русская школа» и «Русский приют». «Народные дома» также были наполнены русским духом.

Наверное, не было в Прикарпатье насельников со старорусинским сознанием, которые не приветствовали Красную Армию. Бывшая Галицкая (иначе Червена) Русь, побывавшая Воеводством Русским в составе Польши, карманным «Королевством Галиции и Лодомерии» Габсбургов, провинцией возрождённой Польши, возвратилась в общий дом. Но дом-то был уже не русским. Называться русскими в нём интернациональная власть позволила не всем. Часть русского народа марксистско-ленинские экспериментаторы «оттенили белым». Другой части позволили географическое название сделать этническим именем (удивительно, как не догадались создать нацию сибиряков!). Малая Русь, таким образом, стала Украиной – братской республикой на все времена, полагали большевики, в составе СССР. Кому-то очень хотелось, чтобы собственно русских (славян РСФСР, великороссов) было как можно меньше. Псевдоукраинцы присоединённой к УСССР территории такую возможность давали. Показалось мало. Тогда взялись за индивидальное переименования тех русинов, которые при последней переписи в довоенной Польше назвались русскими. Взялись жёстко. Сын одного из узников Талергофа перессказал мне свою беседу с милицейским чином при получении советского паспорта: «Национальность?» - «Русин». – «Какой-такой русин?» - «Да русский я, пан… товарищ офицер». – «Русский, говоришь? Здесь нет русских. Значит, из эмигрантов? А, белогвардейская сволочь! Пиши – украинец!»

К 50-м годам все жители Галиции, называемой теперь только Западной Украиной, разделённой на обыкновенные области, стали украинцами. Всi, як один, по словам известного киевского поэта. Предполагалось, украинцами советскими. Как бы не так! Полку австроукраинцев прибыло. Убеждённые хранители старорусинских традиций, шёпотом фрондируя по углам страха, постепенно вымирали. Новые поколения галичан, учась в советских школах и вузах, вступая в комсомол и партию, проникались идеологией «свидомитов» и «незалежников», мечтали об «окрэмости». И заражали своими настроениями бывших малороссов, которым внушали, что малоросс, Малая Русь – это оскорбительно для патриотов Великой Украины. Вот так за каких-нибудь четверть века большевикам удалось сделать то, что не сделали самые умные венские и польские головы за столетие. Заодно помогли «новым украинцам» извести под корень дружественный этнос Пудкарпатской Руси (ныне Закарпатская область), карпатороссов, 900(!) лет лелеявших мечту об общем русском доме.

А что Пушкин? Ему, наверное, показалось, что забор Отечества просто перенесли за Карпаты. Здесь излишне распространятся о «триумфальном шествии гения по земле Прикарпатья». Пушкина вели те, кто прописал ему вполне определённую роль в умах граждан «новой советской формации». А в компенсацию того, что он играл личность, на себя похожую лишь отдалённо, не скупились на его рукотворные изображения. Они появились в Золочеве, Дрогобыче, Тернополе (перечисляю города, в которых видел Пушкина в камне и благородном металле своими глазами). И, что впечатляет более всего, поэт вновь оказался в Заболотовцах. Обрёл себя в бронзовом бюсте на каменном столбе перед сельской школой Я был среди тех, кто в 1988 году восстанавливал, вернее, повторил монумент на родине о.Иоанна.

Остановиться на этом месте стоит, ибо, как станет понятно из дальнейшего, это, без преувеличения святое место станет «особой территорией» постсоветской Галиции, способной пробуждать чувства добрые. Но немного терпения.


Опять за рубежом! И опять Галиция!

Пусть вас не удивляет такая метаморфоза: заснул в одной стране, проснулся в другой, при этом не передвигаясь в пространстве. Такое испытали на себе в 1991 году 20 миллионов наших соотечественников (с русскоязычными – 30). Среди них находился Пушкин-в-Галиции (прошу помнить, эта фигура совсем не та, что во Франции, Эфиопии, Индии и т.д.). Привыкший к почитанию со стороны местных украинцев в советское время, один из гениев славянства, хотя и предполагал, что в смутные времена поэзия не востребована, всё-таки надеялся, что слава его, материализованная в памятные знаки, хотя бы законсервируется до лучших времён. Направился во Львов – повидаться с братом Мицкевичем. Блистательный поляк, в бронзе, стоит на том же месте, где 100 лет тому назад его поставили поклонники. И бронзовый же гений с лавровым венком спускается к нему от небесного огня по мраморной колонне. Правда, теперь этот гений – один на двоих. Неподалёку наконец-то поставлен бронзовый Тарас. Преогромнейший! А хвыля (т.е. волна) за спиной, из москальской, надо полагать, крови, и того больше. Вот-вот накроет. Осторожней бы!

Спрашивает Пушкин прохожего: «Скажите, нэзалежный пан, а нет ли случайно поблизости памятника мне?». – «Здесь только наши стоят, - отвечает сельский житель Львова. – А найбильший ворог Украйины там, на гори. Був. Вже нэма». Поспешил Пушкин в гору и увидел Русский культурный центр в здании бывшего кинотеатра (этот центр создан этническими русскими, отнюдь не местными москвофилами, таковых давно нет). На фасаде, в нише, обнаружил себя, гипсового. Дежурный объяснил: «Это второй бюст. По первому, работы скульптора Касселя, кто-то ночью прошёлся ломом. У них, дуроломов, сейчас культурное возрождение. Не думаю, что второй бюст простоит долго». Как в воду смотрел собеседник: и два года не миновало, как гипсовый поэт был облит соляркой и сожжён. Быстрее, чем полиция вразвалочку, как обычно, прибыла и никого не нашла. Место аутодафе удалось сфотографировать «до» и «после».

Исполняющий обязанности львовского мэра Зеновий Сирык назвал произошедшее обычным хулиганством. Почему «хулиганы» обходят центры культур армянской, польской, чешской, греческой, венгерской и всех остальных, объяснений не последовало. Наверное, это антирусские хулиганы, такая особая порода галицкой интеллигенции новой формации, ободрённой президентским признанием «героев УПА» и тем самым логично считающих, что Украина находится в состоянии войны с Россией.

Памятники Пушкину снесены в Дрогобыче, Тернополе, Золочеве, исчезло его имя с улиц Львова и Ивано-Франковска (здесь переименование улицы Пушкина в улицу Чорновола приурочили к 200-летию Поэта, празднично отмеченному всем остальным просвещённым миром). Наш воображаемый Пушкин может утешаться тем, что не одно его имя подвергнуто репрессиям. Преступления против русской культуры и образования на русском языке тотальны. В том же Львове и Лермонтов «уступил» улицу своего имени Джохару Дудаеву, которому местный поэт Дмытро Павлычко пишет кантаты (к слову, читает их публично в России, где его принимают словно дорогого гостя). В чём-то провинились перед львовянами Крылов и Васнецов. Всех не перечесть. В начале 90-х годов на задах львовских библиотек, под предлогом уничтожения литературы советского периода, массово сжигалась русская и мировая классика. Была ликвидирована русская труппа кукольного театра, приговорили к закрытию знаменитый драмтеатр ПрикВО. А вандализм в отношении Русского культурного центра требует отдельной статьи под названием «Мортиролог» (обещаю читателям взяться за эту тему).

Но во львовском Русском обществе (кстати, имени Пушкина) люди упорные: третий бюст в ту же нишу вмонтировали. Именно, вмонтировали – затылком в стену, чтобы ломом не поддеть и крюком не зацепить. И сжечь не получится, ибо на сей раз наш светоч отлит в тугоплавком металле. Вот, смотрите, пока не взорвали (не долго ждать):

Ну, а пока любуетесь, открою секрет: вся затея произведена на средства предпринимателя Владимира Самборского, sic! – коренного галичанина. Он не считает себя ни старо, ни младорусином, тем более, в москвофильстве не замечен. Он просто нормальный человек. О его гражданском поступке я уже писал (http://rusk.ru/st.php?idar=114196 ).


Пушкину указали на место

Русские львовяне, лишившись двух изваяний и не уверенные, что могут сохранить третье под негостеприимным небом Галиции, решили посадить своего кумира под замок. Для воплощения замысла обзавелись бесхозной фигурой, во весь рост. Ударили в колокола через СМИ: во Львове открыт памятник Пушкину! Я представил было этакого «Медного Пушкина» в центре Лемберга-Львува-Львова, между описанными выше Кобзарём и автором «Дзядов». Ан нет, ему отвели место в вестибюле культурного заведения. «Вестибюль» звучит громко. На самом деле, это тесная прихожая (передняя). Тёмная. Но в этом и достоинство: если выключить лампочки, тонированный гипс предстаёт всамделишной бронзой. Националистический Львов в очередной раз удовлетворённо потёр ручки: Пушкина дальше передней не пустили! Кто-то из оптимистов заметил, мол, в случае угрозы, скульптуру можно переместить в чулан.


Оптимистическое послесловие

Вернёмся в Заболотовцы. К нашему изумлению убедимся, что там Пушкин по-прежнему цел и ухожен. Чудеса! Такого быть может! Но факт. И факт знаменательный. Вокруг, на сотни километров, расстилается единственная на земле территория, где Пушкин, слава просвещённого человечества, стал изгоем. Спасибо заболотовчанам! За память, за мужество. За хранение традиции своих дедов. В этом селе до сих пор школьники учат стихи русского поэта в оригинале (хотя официально русский язык в украинских школах не изучается, а русская литература введена в программу зарубежной литературы). Это инициатива учителей и учеников. Причём, районными властями от народного образования такая «самодеятельность» не пресекается. Ежегодно, в июне, здесь проходят пушкинские праздники с участием разноязычных (в том числе польских) львовян и местных жителей. В сотую годовщину подвига о.Иоанна на его могиле священник Свято-Георгиевского храма, что во Львове, о.Николай, отслужил панихиду.

Может быть, эта земля каким-то образом «заряжена» на Пушкина? Может быть, в своих загробных скитаниях по земному шару он выбрал себе это место, как приют спокойствия, трудов и вдохновенья? Один из приютов. Может быть, именно отсюда начнётся освобождение заблудших душ, неосмотрительно последовавших за австроукраинцами прочь от Пушкина, а значит от великой русской культуры, которую столетиями развивали всяк сущие в ней языки?
Сергей Анатольевич Сокуров-Величко